Б.М.БОЛОТОВСКИЙ«Семинар Гинзбурга»К 90-летию лауреата Нобелевской премии академика В.Л.Гинзбурга
Король Швеции Карл Густав вручает
Нобелевскую премию по физике за 2003 г. Семинар, о котором пойдёт речь, возник в 1956 г., и на протяжении нескольких десятилетий (без малого полвека) еженедельно собирал участников в Физическом институте им. П.Н.Лебедева (ФИАН), чтобы знакомиться с новостями, обсуждать проблемы, стоящие перед физикой, и возможные пути их решения. Организатор и бессменный руководитель семинара в течение всех этих лет – академик Виталий Лазаревич Гинзбург. Современная наука не может
развиваться без общения учёных. Но в не очень
отдалённом прошлом, скажем, ещё в XIX в., личное
общение исследователей играло сравнительно
скромную роль. Крупный физик прошлого был
кабинетным учёным. Пожалуй, последним
представителем великих учёных-одиночек был
Альберт Общение физиков в прошлом осуществлялось в основном двумя способами: либо через публикацию полученных результатов в физическом журнале (число таких журналов было невелико, и за ними легко было следить), либо через переписку. В XX в. число научных журналов возросло неимоверно. Прочитывать их все одному человеку стало уже физически невозможно, появилась специальная форма научной информации – реферативные журналы. Главное теперь – найти то немногое, что является существенным. Формой рабочего, будничного общения является научный семинар, т.е. еженедельные собрания научного коллектива. На них обсуждается практически всё, что имеет отношение к избранной тематике: статьи, работы, выполненные участниками семинара, доклады приглашённых учёных, отчёты о научных командировках и конференциях. Нередко доклады носят информативный, а то и просто учебный характер, помогают оживить забытые знания или знакомят с новыми направлениями в науке. Словом, семинар – это одновременно и конференция, и школа, и повседневная работа, и учёба, и личные контакты, и регулярный источник информации, и многое другое. Добавим ещё, что хороший семинар – это школа во всех смыслах слова, т.е. такое место, где происходит и обучение, и воспитание, и формирование научного и нравственного облика учёного. В последние годы прошлого века вошёл в обиход новый мощный источник информации – интернет: адресат может мгновенно получить отправленное ему письмо или рукопись научной статьи. Но всё же, мне кажется, работа в интернете скорее индивидуальная. Семинар же – форма коллективной научной работы. Обстановка на семинаре Гинзбурга с первых заседаний была непринуждённая, естественная. У докладчика не было опасения, что вот сейчас он ошибётся, и тогда его разругают, высмеют и больше его доклады ставить не будут. Наоборот, довольно быстро всем стало ясно, что после сделанного доклада уровень понимания, как правило, повышался у всех, даже у докладчика. Этому способствовала и свободная дискуссия, и заключительное слово В.Л., и вся обстановка семинара – доброжелательная, нацеленная на выяснение истины. С первого дня работы семинара В.Л. приходил на все заседания с «амбарной книгой» – большой тетрадью в картонном переплёте – и записывал в неё то, что считал интересным и важным для себя. Он работал на семинаре и относился к этой работе столь же серьёзно, как и ко всему, что имело отношение к научной работе. По истечении многих десятилетий, уже в последние годы работы семинара, его руководитель академик В.Л.Гинзбург, так же, как и на первых заседаниях, сидел впереди, правда, уже не с «амбарной книгой», а с небольшой тетрадкой на коленях, внимательно слушал докладчика и записывал. Виталий Лазаревич следил также и за слушателями. Если он видел, что контакт докладчика с аудиторией ослабевает (а это происходило, если слушатели переставали понимать докладчика), то на короткое время прерывал доклад и в нескольких фразах восстанавливал понимание. В.Л. говорил то же самое, но по-своему, и это было нередко понятнее, чем сказанное докладчиком. Из года в год число участников непрерывно росло, а «география» непрерывно расширялась. На семинар стали ездить из Пахры, Обнинска, Зеленограда, Горького, не говоря уже о московских институтах (МИФИ, ИТЭФ, МГУ, МФТИ и др.). Чем дальше, тем всё большее помещение требовалось для заседаний. Первоначально семинар собирался в маленькой комнатушке теоретического отдела. Затем перебрался в комнату попросторнее, затем в колонный зал ФИАНа и, наконец, в конференц-зал – самую большую аудиторию в институте, – где и проводился в течение многих лет. Число постоянных участников семинара неуклонно росло и через 8–10 лет достигло насыщения – примерно полторы-две сотни человек. На некоторые доклады приходили до 400 человек. Физики внимательно следили за объявлениями об очередном семинаре, звонили в отдел теоретической физики ФИАНа, чтобы узнать заранее повестку дня. Как составлялась повестка дня? Любой участник семинара, если ему было о чём рассказать (или он думал, что ему было о чём рассказать), мог подойти к секретарю и записаться – сообщить тему доклада, свою фамилию, адрес и номер телефона. В.Л. просматривал заявки и определял, кому докладывать. Некоторым авторам приходилось ждать больше, другим – меньше. Это определялось многими факторами: преимущественной тематикой семинара, злободневностью заявленной работы, в какой-то степени репутацией автора и рядом других причин, в том числе интересами самого Виталия Лазаревича. Важно было, чтобы уровень доклада соответствовал традициям семинара (т.е., проще говоря, чтобы доклад был доброкачественным). Слабый доклад – это потеря времени для всех его участников. За всё время работы семинара слабых докладов было всего несколько.
Тематика семинара была очень широка, как и круг интересов руководителя: физика низких температур, астрофизика, физика плазмы, физика высоких энергий, космология, электродинамика, физика космических лучей и много чего ещё. Кроме того, Виталий Лазаревич держал под наблюдением те отрасли физической науки, которые не входили в основную тематику. Например, физике элементарных частиц на семинаре не уделялось много внимания, но если в этой области появлялось нечто новое, на семинар приглашался специалист, который знакомил слушателей с существом дела. В частности, нередко выступал А.А.Комар с сообщениями о новостях в физике элементарных частиц и высоких энергий. Он хорошо знал эту область, и его сообщения отличались чёткостью и ясностью. То же и с работами по холодному синтезу, по телепортации. В.Л.Гинзбург активно работал во многих областях физической науки и часто сам выступал на семинаре. Его работоспособность была поразительна. Десять-двенадцать статей в научных журналах каждый год, очередная монография каждые два-три года, популярные статьи, предназначенные для широкого читателя, лекционная работа и многое другое – и в таком темпе десятки лет без признаков усталости! Если он рассказывал на семинаре о своих новых результатах, то, как правило, у него уже была написана статья, отпечатана и подготовлена к отправке в журнал, а порой уже и отправленная. Он ничего не оставлял «на потом». Как-то на учёном совете теоретического отдела Виталий Лазаревич посетовал, что на семинаре в последнее время мало высказывается новых интересных идей. «Наверное, люди опасаются, что их обворуют, – сказал он. – И совершенно напрасно. Я не боялся выступать с новыми идеями, и меня ни разу не обворовали». Виталий Лазаревич не любил, когда участники семинара опаздывали. Вход в конференц-зал был расположен сзади, за спиной участников. Опоздавшие обычно на цыпочках входили в зал, где уже шёл доклад, и тихонько продвигались по проходу вперёд, стараясь найти свободное место. Иногда В.Л. в это время оборачивался и замечал опоздавшего. Тот в испуге как можно быстрее и как можно тише усаживался, опасаясь громогласного осуждения. Однако был на семинаре один участник, который, если опаздывал, то сам обращал на себя внимание всего зала. Это был сотрудник лаборатории ускорителей Андрей Андрианович Кузнецов по кличке Тарзан. Он был ниже среднего роста, и телосложение у него было далеко не атлетическим. Андрей Андрианович опаздывал редко, но когда опаздывал, об этом сразу узнавал весь семинар. Представьте себе такую картину. Семинар начал свою работу, докладчик стоит у доски с мелом в руке. Уже на доске и первые формулы написаны. Зал слушает особенно внимательно, ведь если в самом начале что-то непонятно, то потом будет ещё труднее понять. В этот момент от входной двери раздаётся громовый возглас: «Прошу прощения!» Докладчик застывает с открытым ртом. Все присутствующие поворачивают головы. По проходу бегом передвигается Андрей Андрианович. Он быстро находит свободное место где-то в первых рядах, усаживается и напоследок гремит: «Извините за опоздание!» И застывает, весь обратившись в слух. Может быть, его и прозвали Тарзаном именно за зычный голос. Виталий Лазаревич ни разу не сделал ему замечания. По-видимому, он, как и мы все, каждый раз оказывался ошеломлённым. Один из юбилейных семинаров, пятисотый, я предложил отметить докладами по письмам «чайников». Так я называю людей, которые интересуются наукой, но не имеют никакой научной подготовки. Такие люди изобретают вечные двигатели, создают новую теорию ядерных сил, новую теорию строения Вселенной на всех уровнях – от элементарных частиц до чёрных дыр, – и т.д. В то время Академия наук была завалена письмами таких самодеятельных учёных, хотя слово «учёный» тут не подходит, – это были люди, ничему как следует не учёные, или, может быть, чему-то учёные, но не наученные. На их письма полагалось давать ответы либо в письменном виде, либо в разговоре с ними, но общий язык найти было очень трудно. У нас тогда в отделе лежали на отзыве несколько таких работ: «Новая теория относительности», «Новая теория ядерных сил» и т.п. Когда обсуждали план юбилейного семинара, я предложил В.Л.: «Давайте раздадим эти работы участникам семинара, по одной каждому, и поручим доложить их на юбилейном семинаре. Причём договоримся, чтобы докладывали серьёзно, без улыбки. Слушатели обхохочутся». Если бы мы так сделали, получилось бы действительно очень смешно. Но Виталий Лазаревич это предложение отклонил. Он сказал мне: «Боря, так не годится. Эти люди многого не знают, но они всей душой преданы науке. Вы посмотрите, в своё свободное время они не пьянствуют, не забивают “козла”, не хулиганят, а занимаются разработкой интересующих их научных проблем. У них ничего не получается, потому что у них мало знаний, но нельзя над ними смеяться». Это была справедливая точка зрения, и я отказался от своего предложения. Юбилейные семинары оставляли впечатление праздника. Они и были праздниками. Так сказать, «мы славно поработали и славно отдохнём». Выступали известные острословы: Г.А.Аскарьян, Е.Г.Максимов, Д.А.Киржниц и др. Приходили с поздравлениями и выдающиеся физики, которые были нечастыми гостями на семинаре, например Я.Б.Зельдович. Со своими докладами на нашем семинаре он выступал редко – раз на сто-сто пятьдесят семинаров. Но на юбилейные заседания обычно приходил. Из Горького приезжал с поздравлениями замечательный радиофизик и яркий, остроумнейший человек М.А.Миллер. Помню, на одном из юбилейных семинаров (кажется, он был тысячным) выступали и Я.Б.Зельдович, и М.А.Миллер. Яков Борисович пришёл на праздничное заседание, надев три свои самые главные государственные награды – три «Золотые Звезды» (он был трижды Герой Социалистического Труда – таких в двухсотмиллионном Советском Союзе было всего человек десять). Яков Борисович не любил носить свои награды. За несколько десятков лет я его видел со «Звёздами» всего два раза. И в этот раз он, как бы извиняясь, объяснял, что ему после семинара надо поехать на официальное мероприятие, поэтому он и надел свои медали. М.А.Миллер сделал доклад о конфайнменте (от англ. confinement – удержание) – механизме, препятствующем кваркам удаляться друг от друга. Конфайнмент приводит к тому, что кварки могут существовать только в связанном виде и потому в свободном состоянии не наблюдаются. Поначалу слушателям было непонятно, зачем он выбрал такую сугубо научную тему для доклада на юбилейном семинаре. Постепенно начало выясняться, что имеется в виду не удержание кварков, а удержание в городе Горьком (откуда докладчик приехал) Андрея Дмитриевича Сахарова, который теперь уподобился кварку: существует в связанном виде и в свободном состоянии не наблюдается! И Миллер подробно анализирует механизм конфайнмента, используя при этом только высоконаучную терминологию! Много было на этих праздничных собраниях весёлых и остроумных выступлений, всё не перечислишь. Можно теперь, спустя много времени, пожалеть, что многое из того, что было сказано, уже забыто. В конце таких юбилейных «заседаний» обычно выступал Виталий Лазаревич. Помню его заключительную речь на тысячном заседании. Он пытался определить, когда состоится двухтысячное заседание: «Это будет в первые годы следующего, двадцать первого века. Мне к двухтысячному заседанию стукнет девяносто лет, и я рассчитываю, что к тому времени я переплюну Яшу Зельдовича вот в каком отношении. Он – трижды Герой Социалистического Труда. У него три ордена Ленина и три медали „Золотая Звезда”. Это очень редкий набор наград. Я предполагаю, что у меня будет ещё более редкий набор: три ордена „Знак Почёта”. Кроме того, я предполагаю, что к тому времени буду награждён Нобелевской премией. Теперь вошло в моду давать Нобелевскую премию глубоким старикам». Орден «Знак Почёта» был самым последним по важности орденом Советского Союза, а орден Ленина и медаль «Золотая Звезда» – самыми главными. Виталий Лазаревич много лет заведовал теоретическим отделом ФИАН, где работало много блестящих физиков. Когда правительство награждало Академию наук, обычно подчинённые В.Л.Гинзбурга получали ордена высшего достоинства, а сам Гинзбург – орден «Знак Почёта» или вообще ничего, начальство его не жаловало. Развал СССР помешал получить третий орден «Знак Почёта». Виталий Лазаревич закрыл свой семинар на 1700-м заседании. Но если бы семинар продолжался, то двухтысячное заседание семинара и девяностолетие В.Л.Гинзбурга оказались бы где-то рядом, как он и предсказал в своей речи. Нобелевскую премию по физике Виталий Лазаревич получил, и случилось это за три года до того, как ему исполнилось 90 лет. Его замечание о том, что «теперь вошло в моду давать Нобелевскую премию глубоким старикам», – это камень в огород Петра Леонидовича Капицы, получившего эту премию в 84 года. Что касается преклонного возраста Нобелевских лауреатов, приведу ещё одно высказывание В.Л.Гинзбурга: «Каждый человек может получить Нобелевскую премию. Надо только дожить». Семинары рождаются, живут и умирают. Не избежал такой судьбы и семинар В.Л.Гинзбурга. Последнее заседание семинара состоялось осенью 2001 г. Это было юбилейное, 1700-е заседание. В очередную среду оно не состоялось: кто-то с утра позвонил в милицию и сообщил, что в здании института заложена бомба. Когда я утром пришёл в институт, до начала семинара оставалось ещё полчаса. У ворот стояла толпа участников. Никого на территорию института не пропускали. Мимо нас провели служебных собак, обученных искать взрывчатку. Мы постояли около часа у ограды, а потом разошлись... Юбилейное заседание состоялось на следующей неделе. Конференц-зал ФИАНа был полон. Виталий Лазаревич начал заседание, сказал несколько слов о своём семинаре, а потом рассказал о некоторых не решённых ещё до конца проблемах теоретической физики. Об этих проблемах он потом написал статью, озаглавив её «Недодуманное и недоделанное», – он как бы намечал тематику следующих заседаний семинара. Потом было много поздравительных выступлений. Все желали семинару дальнейшей плодотворной работы. В конце с заключительным словом выступил В.Л.Гинзбург. И чем дальше я его слушал, тем больше удивлялся. Он вообще не говорил о семинаре. Он стал рассказывать анекдоты об одной знаменитой артистке, которая дожила до весьма преклонных лет и была известна своими чудачествами. Последний анекдот был такой. Эта актриса играла в спектаклях до последних дней жизни. Но у неё из-за преклонного возраста (90 лет) нередко бывали накладки. В частности, одной из её последних ролей была роль сварливой старухи, и в одной сцене она должна была смахнуть со стола хрустальную вазу. Она взмахивала рукой, но не попадала по вазе, и её партнёр вынужден был толкнуть стол, чтобы ваза упала. Рассказав об этом, Виталий Лазаревич сказал, что не хочет он дожить до такого состояния, когда не сможет руководить семинаром. И объявил, что семинар прекращает свою работу, что 1700-е юбилейное заседание будет последним заседанием... Я уходил из конференц-зала под впечатлением, которое произвело неожиданное решение В.Л. Менялся привычный уклад жизни, в котором семинар занимал почётное место. Причём менялся и для нас, рядовых участников, и для Виталия Лазаревича. Многие пытались отговорить его от принятого решения, но никому этого не удалось. Конечно, руководство семинаром требовало большой затраты сил. А Виталию Лазаревичу было 85. Ему, видимо, было трудно вести семинар, и, чем дальше, тем труднее. Мы, рядовые участники, этого не понимали, мы были гораздо моложе. Но была и другая сторона. Семинар, конечно, требовал от Виталия Лазаревича определённой затраты сил, но одновременно и помогал поддерживать рабочую форму, подобно тому, как физические упражнения утомляют человека, но делают его здоровее и крепче. Поэтому я опасался, что без семинара Виталий Лазаревич будет себя чувствовать хуже, чем раньше, когда он вёл семинар. Однако всему есть предел. Молодость проходит, наступает зрелость. Зрелость проходит, наступает старость. А у старости есть один большой недостаток: она тоже проходит. У семинара была одна черта, которая прямого отношения к науке не имеет (хотя, как сказать? может быть, и имеет), но эта черта привлекала немало людей и может служить одним из объяснений, почему на семинар ходило так много физиков. Семинар был не только местом, где обсуждалось всё новое, но и зрелищем. Интересны были не только сами новости, но и та манера, в которой эти новости доводились до сведения присутствующих. Не менее интересно было и последующее обсуждение. Оно нередко сопровождалось шутками или оговорками, вызывавшими дружный смех. Были среди докладчиков замечательные ораторы, и слушать их было одно наслаждение. В их устах доклад был не сухим перечнем посылок и следствий, а художественным произведением: и драмой, и трагедией, и комедией, и детективом – всем вместе. Бывало так, что большая аудитория слушала, затаив дыхание. Люди ощущали красоту науки. Что такое красота науки? Это, мне кажется, трудно объяснить. Что такое красота мужчины или красота женщины – это всякому понятно и не нуждается в объяснении. Люди чувствуют это без всяких объяснений. Красоту науки тоже надо почувствовать. И семинар В.Л.Гинзбурга помогал этому.
|
